Альбом / Мифы и легенды / Мирослав Чевалков

Мирослав Чевалков: Альбом / Автор-составитель В.Н. Лихачёв. — Новосибирск: Сибирское Рериховское Общество: Издательский центр «Россазия», 2019. — 184 с.

Альбом получил диплом призёра на межрегиональном конкурсе «Книга года: Сибирь – Евразия - 2019» международного фестиваля «Книжная Сибирь». Номинация – «лучшая книга по искусству, фотоиздание».

Альбом знакомит с наследием известного алтайского художника М.П. Чевалкова, творчество которого является примером взаимопроникновения и взаимопонимания культур разных народов. Более 400 работ этого самобытного мастера хранится в фондах Музея Н.К. Рериха в Новосибирске. В альбоме представлено 147 работ из этой коллекции, они освещают разные грани творческого наследия М.П. Чевалкова: портреты, пейзажи, графические работы, сюжетные картины, связанные с алтайской, славянской и древнегреческой мифологией, историей Алтая, и другие.

Автор-составитель — Виктор Николаевич Лихачёв, руководитель творческого объединения «Самоцветы» (Верхний Уймон, Республика Алтай), художник, мастер по камню и дереву.
Вступительная статья — Алексей Владимирович Эдоков, кандидат искусствоведения, член Союза художников России, преподаватель Колледжа культуры и искусств им. Г.И. Чорос-Гуркина.

«Он творил для будущего...»

В преддверии 90-летия уникального алтайского художника Мирослава Павловича Чевалкова воздадим должное удивительному мастеру кисти и пера, погружающему нас, зрителей его творений, в далёкое и чрезвычайно насыщенное прошлое. Прошлое историческое и сказочное, эпическое и наполненное мифами и преданиями, мудростью древних людей и их жизнью, подвигами богатырей и постоянной борьбой между добром и злом, светом и тьмой.

Поразительной скромности и простоты человек, М.П. Чевалков как художник и исследователь мыслил широко и масштабно, свободно и смело переходя от древних эпох, от Греции и Руси к истории алтайских родов и зайсанов. Созданные им целые серии, посвящённые народам Алтая, скифам и тюркам, славянам и древним грекам, героям сказок А.С. Пушкина и народным песням, алтайскому эпосу, отличает именно всеохватность тем и эпох. И надо отметить, что большинство его работ появилось благодаря поэтическому слову. Из произведений Пушкина и Гомера, эпических сказаний, былин и сказок рождались его непо­вторимые и яркие образы. Словно воспоминания о давно прошедших временах, запечатлённые в генетической памяти художника, появлялись картины о воинах-защитниках, былинных богатырях, о древних народах, кочевой жизни и борьбе добра со злом. Творческое воображение дополнялось тщательным изучением археологических находок, старинного быта и уклада жизни. Потому так достоверны его сюжеты и сцены из жизни скифов и тюрков, славян, греков и, конечно, алтайцев. Исторический жанр в живописи — один из самых сложных. От художника требуется не просто реконструкция обстановки далёкого прошлого, костюмов и подробностей быта, но и передача атмосферы того времени, а также показ характеров и индивидуальности каждого персонажа. И всё это — с помощью красок, линий, композиции. И в этом Мирослав Павлович преуспевал уже с самых первых работ этого направления.

Все герои его работ — живые люди, со своими страстями, эмоциями. Они неповторимы и очень характерны для отображаемого времени. Образцом и примером М.П. Чевалкову служили картины В.М. Васнецова, столь любимые народом России былинные богатыри и другие персонажи Древней Руси. Его очень привлекала тема героизма и подвига. Не случайно образ Древней Греции раскрывается им через обращение к двенадцати подвигам Геракла, а алтайский эпос отображён в фигурах богатырей и богатырш Алтая. И богатыри Древней Руси присутствуют в его работах. Это не случайность, а особое, индивидуальное видение и ощущение мира, в котором во все времена и у всех народов происходила битва добра со злом, Света с Тьмой, и побеждают в ней всегда добро и Свет. И именно богатыри, исполненные силы и мощи своей родной земли, являются подлинными защитниками и героями своей родины, своей земли и своего народа. Именно эта вера и этот оптимизм Мирослава Павловича наполняют его работы светом и радостью, солнцем и красотой мироздания, всего, что окружает человека. И какие бы войны и беды ни случались, всё же люди продолжают любить и творить, рожать детей, строить и трудиться для будущего. Рождаются новые богатыри и совершают новые подвиги, добро побеждает зло, а свет — тьму.

В творчестве Мирослава Павловича Чевалкова прослеживается ещё одна тема, которая в целом очень мало отражена в живописи. Это тема духов и богов, стихийных сил, подземного мира и мира высшего. Тема, которой не касались во времена воинствующего атеизма советские художники периода расцвета социалистического реализма и классических направлений живописи. Но для Чевалкова эта тема была очень важной и интересной. Отражения её мы находим во всех эпохах, затронутых в его творчестве. От Диониса и Гефеста в Древней Греции к Даждьбогу, Перуну и Сварожичу древних славян, к Ульгеню и Эрлику, духам воды и огня алтайцев. И здесь он легко и свободно создаёт прекрасные и могучие образы, такие достоверные и не вызывающие никаких сомнений в их реальности. Столь же органичны и персонажи сказок и былин — русалки и лешие, драконы и гигантские говорящие головы. Много работ посвящено шаманам, или камам, как их называют на Алтае, сценам камлания как средства соединения кама с миром духов, миром надземным и подземным. Большинство этих работ были написаны «в стол», так как не могли быть восприняты в советское время, и дожидались своего часа, аккуратно уложенные в папки. Скромность Мирослава Павловича не позволяла ему продвигать свои работы на выставки и тем более продавать их. Часто он просто дарил их музею Горно-Алтайска или людям, оценившим его дар. Он творил для будущего, для времени, в котором его работы будут приняты и по достоинству оценены зрителями. И это время приходит. Время, когда творчество не ограничено рамками идеологии или политики, время новых знаний об истории и развитии человечества, о множестве окружающих миров и многом другом. Очень жаль, что Мирослав Павлович не дожил до этих дней. Но остались его работы. И этот альбом поможет многим людям приобщиться к его уникальному творчеству и открыть для себя мир Красоты и Гармонии. Главным пожеланием художника, высказанным незадолго до его ухода, было пожелание, чтобы его картины «работали» и служили людям.

В.Н. Лихачёв,
руководитель творческого объединения «Самоцветы»

Судьба и творчество Мирослава Чевалкова

 

Судьбы неординарных людей складываются по-разному. Одним сразу сопутствуют громкая слава, прижизненный успех, путь других лежит через суровые испытания и крутые «зигзаги удачи», позднее признание... Видимо, такая судьба предназначалась и потомку известного на Алтае рода Чевалковых Мирославу, чьи предки были первыми алтайскими просветителями и коренными жителями Улалы. Братом его отца был известный алтайский художник Николай Чевалков (1892 – 1937), в доме которого Мирослав неоднократно бывал в раннем детстве. Яркие впечатления тех лет и тяга к рисованию определили всю последующую жизнь художника.

Известный сибирский писатель Афанасий Коптелов, встречавшийся с дядей Мирослава, Николаем Ивановичем, вспоминал: «С одарённым и самобытным алтайским художником я встречался несколько раз. Он жил в Ойрот-Туре (ныне Горно-Алтайск), в старом отцовском доме с маленькими окнами на главную улицу, с покосившейся гнилой крышей. Небольшой крестьянский двор был обнесён оградой из берёзовых жердей. Рядом с дряхлым домиком на берегу речки Улалушки был огород, в котором художник выращивал табак, огурцы, морковь.

Первая наша встреча произошла зимой 1930 г., когда я проездом в Центральный Алтай остановился в единственном городке области. Низкая дверь из дощатых сеней вела в кухню, половину которой занимала огромная русская печь. Услышав незнакомый голос, из комнаты справа, распахнув створчатую дверь, вышел в кухню высокий человек в белых пимах, в плотной серой рубахе, подпоясанной ремешком. Лицо у него было не смуглое, как я ожидал, а скорее серое, с выдающимися, широко поставленными скулами, с узкими прорезями чёрных глаз. Жёсткие волосы, рано тронутые сединой, были сивыми, как грива старого коня. Руки большие, костистые, крестьянские.

Николай Иванович оказался человеком общительным, приветливым, провёл меня в маленькую горницу с низким потолком, с двумя покосившимися оконышками. Кроме мольберта и столика, там стояли два древних кресла с полу­оголившимися пружинами. На белёных стенах висели этюды — зима, горы, Телецкое озеро. На полу стояли холсты, повёрнутые лицевой стороной к стене...»

За своеобразный стиль живописи Николая Чевалкова называли — «алтайским Гогеном», по аналогии с известным французским художником-постимпрессионистом, уехавшим из Франции на экзотические острова Таити. В истоке творческого пути Николая Ивановича лежали художественные традиции алтайцев, в своей живописи он отразил духовную культуру алтайского народа и основные черты его мировоззрения. Такие особенности национального характера, как склонность алтайцев к созерцанию и меланхолической самоуглублённости — то, что называют «языческим восприятием мира», — помогли ему найти собственный изобразительный язык. По городской легенде, перед смертью большинство своих картин Николай Чевалков спрятал в железном тубусе, закопав их где-то на своём огороде.

Мирослав Чевалков свой путь в изобразительное искусство начал в Костромском художественном училище, которое окончил в 1956 г. Потом была обычная по советским меркам трудовая биография: преподавание черчения и рисования в школе, работа художественным редактором, художником-оформителем в музее — и так до пенсии. А вот творческая карьера не задалась. В 1977 г. Мирослав Павлович представил на худсовет областного выставкома свою картину «Алтайские партизаны», которая подверглась резкой и не всегда оправданной жёсткой критике со стороны как местного партийного руководства, так и коллег по художественному цеху. В итоге художник замкнулся и стал работать «в стол», для себя.

Заслуженное признание пришло лишь через два десятилетия. В 1997 г. в Национальном музее им. А.В. Анохина прошла первая и пока единственная персональная выставка М.П. Чевалкова. Через год он был принят в Союз художников России. Честь «открытия» творчества Мирослава Павловича принадлежит новосибирскому учёному Е.П. Маточкину (1942 – 2013). В своём исследовании, посвящённом творческому наследию художника, искусствовед писал: «Исторические циклы, мифологические и эпические образы Мирослава Чевалкова, имеющие истоки в различных пространственно-временных и ментальных сферах, всё же вылились в его творчестве не в нечто раздельное, а, скорее, в некое цельное художественное явление. В полотнах мастера это единство восстаёт через лики предков, героев сказаний и пантеона божеств. Кого бы ни изображал художник, везде его персонажи не условные типажи в иконографической прорисовке, а живые люди с определённым психологическим обликом. Мы настолько верим его героям, что кажется, будто сам художник был и скифом, и тюрком древности, и персонажем эпоса, и предстоял перед божеством, сам участвовал в изображаемых сценах и, нисколько не утеряв памяти прошедших веков, воспроизводит теперь это прошлое без всяких видимых усилий, словно прошлых эпох не существует вовсе».

Моё полноценное знакомство с художественным творчеством М.П. Чевалкова произошло в 2006 г., когда по заказу издательства «Ак-Чечек» мне, как дизайнеру, доверили оформлять альбом «Мирослав Чевалков. Образы древнего Алтая», автором текста и составителем которого был Евгений Маточкин. Как уже отмечалось, искусствовед выделил в творениях художника три основных пласта: исторические образы прошлого (скифы, тюрки, исторические сцены), алтайские мифопоэтические мотивы (эпос, божества и духи Горного Алтая) и всё остальное, включив сюда даже такие жанры, как иллюстрация, пейзаж и портрет, что не совсем корректно с точки зрения классического искусствоведческого анализа. Причина, по которой Е. Маточкин провёл подобную классификацию, проста и понятна — ему хотелось показать только всё самое яркое и эмоционально насыщенное в наследии мастера.

Другой, не менее важный аспект состоит в том, что, например, в жанре алтайского пейзажа М. Чевалков благодаря своей художественной интуиции ищет и находит новые краски и образы природы Горного Алтая. И хотя в целом его этюды и натурные зарисовки носят вспомогательный характер, они передают истинный дух и атмосферу этой земли. Пространственная среда, окружающая горный рельеф, естественно проникает в ткань картин мастера, создавая эффект достоверности.

На наш взгляд, наиболее удачны работы художника, выполненные в жанре исторической реконструкции. Особо заметим, что с середины 90-х годов прошлого века в обществе возник большой интерес к новым археологическим находкам (Пазырык, Башадар, Укок) и спонтанным историческим открытиям. Не случайно и то, что сын Мирослава Павловича Лев Чевалков стал известным археологом, кандидатом исторических наук. Много лет в качестве художника-оформителя М.П. Чевалков сотрудничал с Горно-Алтайским краеведческим музеем (ныне Национальный музей им. А.В. Анохина).

Оценивая его выставку, социолог, профессор Международной славянской академии Р.П. Зверева в 1986 г. писала: «Показ работ Мирослава Чевалкова стал подлинным открытием для археологов, историков, этнографов, филологов, художников, социологов и всех жителей Академгородка. Можно смело сказать, что это была первая выставка, где нашла своё воплощение идея спонтанной исторической памяти: наследуемой на уровне генетических, биологических и эволюционных механизмов памяти человека. Это феноменальное явление непросто сформулировать сегодня, тем более было трудно понять, принять и оценить по достоинству в годы процветания социалистического реализма. Представим, сколько личного мужества нужно было иметь художнику, чтобы не предать себя, не пойти на поводу у господствующей в те годы идеологии, не соблазниться экономическими выгодами».

По-своему увлекательна и интересна в творческом наследии художника тема изобразительного освоения этнического мировосприятия алтайцев. Проблема передачи эпического невербального смысла поэтических образов героев алтайского героического эпоса, пантеона божеств и духов Горного Алтая визуальным языком изобразительного искусства сложна и многогранна, справиться с ней непростая задача. Как удачный пример её решения можно привести опыт известного русского графика В.А. Фаворского, который создал истинный шедевр книжного искус­ства, оформив «Слово о полку Игореве», однако и ему не удалось на столь высоком уровне проиллюстрировать калмыцкий народный эпос «Джангар». Видимо, национальная идентичность играла и играет немаловажную роль в искусстве книжной иллюстрации. В качестве образца можно привести оформление алтайского героического эпоса «Маадай-Кара» художником И.И. Ортонуловым, отмеченное серебряной медалью ВДНХ в 1981 г.

Как художник-иллюстратор Чевалков обращается к различным тематическим источникам: греческая мифология, русские веды, классические сказки А.С. Пушкина и т.д. Героями его полотен, акварелей и графических листов становятся Геракл, царь Додон из «Сказки о золотом петушке», былинный князь вещий Олег, Тугарин и Марья Моревна и другие мифологические и сказочные персонажи. Здесь интересен сам подход художника к иллюстрации, когда вымышленный или литературный образ делается предметом самостоятельного станкового произведения, как бы вынутым из контекста первоисточника. Картина мастера становится неким художественным высказыванием по поводу того или иного персонажа.

Другим интересным явлением в художественном наследстве Мирослава Чевалкова стал портрет, правда, как и жанр пейзажа, оставшийся лишь своего рода подспорьем в общем творческом контексте. Тем не мене образы героев историко-графических серий Чевалкова «Стерегущие золото грифы» и «Древние тюрки» отличаются убедительностью и достоверной психологичностью. Искусствовед Евгений Маточкин особо отмечает: «...художник находит подходящий типаж нередко прямо среди улицы, среди толпы горожан или людей, приехавших из далёкой глубинки. Он запоминает их облик, жесты, психологическое состояние и, придя к мольберту, преображается сам, преображает увиденное в героев тысячелетней давности. В сегодняшнем дне он прозревает минувшее; всматриваясь в глаза настоящего, видит иную, давно ушедшую жизнь. Так в достоверных лицах воскрешается история, захватывая своей непридуманной правдой».

В небольшой статье мы не ставили задачи полного исследования всего творческого наследия Мирослава Павловича Чевалкова, анализа отдельных произведений или создание полноценного биографического очерка. Так, например, не затронута интересная тема автопортрета художника и отсутствия натюрмортов в его творческих поисках. К большому сожалению, художник не вёл дневников и не оставил большого эпистолярного наследия, хотя, кто знает, может быть, что-то ещё обнаружится. Однако, как известно: «Глаза в глаза не увидать, большое видится на расстоянии», поэтому мы надеемся, что созданный нами небольшой задел послужит для дальнейшего полноценного исследования картин и графики оригинального алтайского художника М.П. Чевалкова.

А.В. Эдоков,

кандидат искусствоведения,

член Союза художников России,

преподаватель Колледжа культуры

и искусств им. Г.И. Чорос-Гуркина