Елена Петровна Блаватская. Биографической очерк Е. Писаревой
Книжный магазин
СибРО
8-800-600-49-08
Звоните с 10.00 до 20.00 (Новосибирск)

Елена Петровна Блаватская. Биографической очерк Е. Писаревой

Елена Петровна Блаватская.  Биографической очерк Е. Писаревой
Елена Петровна Блаватская.  Биографической очерк Е. Писаревой
Елена Петровна Блаватская.  Биографической очерк Е. Писаревой
Елена Петровна Блаватская.  Биографической очерк Е. Писаревой
Елена Петровна Блаватская.  Биографической очерк Е. Писаревой
130 руб.
Наличие: 247 шт
шт

Е.Ф. Писарева (1853 – 1940-е гг.) — известный деятель тео­софского движения, философ, переводчик, писатель. Е.И. Рерих, состоявшая с ней в переписке, называла Е.Ф. Писареву «самой лучшей и талантливой среди группы теософов». Получив от Елены Фёдоровны её книгу о Е.П. Блаватской, Елена Ивановна писала: «Большая радость была для меня получить Ваш чудесный очерк о Блаватской... Появление этой книги так своевременно, и можно ожидать, что она заложит основание новому пониманию нашей гениальной соотечественницы среди её сородичей».

Любовью и враждой окружена, В сердцах людских останется она.
Ф. Шиллер

Глава 1. Введение

Трудно себе представить что-либо необычайнее и несправед­ливее того упорного непонимания и даже враждебности, с которы­ми русское образованное общество продолжает относиться к своей гениальной соотечественнице Елене Петровне Блаватской. Прошло уже 18 лет со дня её смерти, а с основания ею Теософического Об­щества более 30 лет [Биографический очерк был опубликован в 1900 г. - (прим. ред.). ], срок, совершенно достаточный для того, что­бы вызвать серьёзные расследования относительно деятельности и трудов этой русской женщины, которая боролась с такой неукро­тимой силой против сковавшего человеческую мысль материализ­ма, которая вдохновила столько благородных умов и сумела создать духовное движение, продолжающее расти, развиваться и оказывать влияние на сознание современников. Плоды её деятельности на ви­ду, и только по ним можно сделать истинную оценку Е.П. Блават­ской: она первая обнародовала сокровенные учения, на которых основаны все религии, и первая сделала попытку дать религиозно-философский синтез всех веков и народов; она вызвала пробуж­дение религиозного сознания древнего Востока и создала между­народный братский Союз, в основу которого положены уважение к человеческой мысли, на каком бы языке она ни выражалась, ши­рокая терпимость ко всем членам единой человеческой семьи и стремление воплотить не мечтательный, а конкретный идеализм, проникающий во все области жизни. Перед такими плодами долж­ны были бы умолкнуть всякая вражда и возникнуть глубокий ин­терес к необычайным силам той души, которая смогла дать такой могучий толчок человеческой мысли. А между тем имя Е.П. Бла­ватской продолжает вызывать в России по-прежнему недоверие, и до сих пор не нашлось ни одного значительного голоса, чтобы ска­зать веское слово в пользу той, которая, по справедливости, должна бы быть славой и гордостью своей родины.

Из всех её литературных трудов, благодаря которым Западная Европа впервые познакомилась с сокровенными учениями древнего Востока, в России только в прошлом году появился первый перевод её «Голоса Безмолвия», и до сих пор её литературное имя соединя­ется у нас только с очерками об Индии, которые, под псевдонимом Радда-Бай, названные «Из пещер и дебрей Индостана», печатались в «Русском Вестнике», если не ошибаюсь, в начале восьмидесятых годов. И всё, что мне удалось найти в русской литературе по пово­ду Елены Петровны, ограничивается враждебным памфлетом ро­маниста Всеволода Соловьёва «Разоблачённая жрица Изиды», его же статьёй противоположного характера в «Ребусе» за июль 1884 г. да двумя статьями в словаре Венгерова; одна из них — из третьих рук составленная биографическая статья, не имеющая никакой цен­ности, а другая — заметка Владимира Соловьёва, основанная на чистейшем недоразумении, о котором речь впереди. Если к этому прибавить малоизвестный биографический очерк её родной сестры Веры Петровны Желиховской, напечатанный в «Русском Обозре­нии» в 1891 г., её же книгу, написанную в ответ на упомянутый пам­флет Всеволода Соловьёва, «Е.П. Блаватская и современный жрец Истины» и две её статьи в «Ребусе» за 1881 – 1882 гг. — вот и все материалы на русском языке, касающиеся Е.П. Блаватской.

Несравненно приятнее было бы совсем не касаться назван­ной книги Всеволода Соловьёва, которая отмечена такой печатью предательства, что, читая её, становится неловко, словно сам уча­ствуешь в очень нехорошем деле. Но она сыграла слишком роко­вую роль во мнении русского общества относительно Е.П. Бла­ватской; бойко и ярко написанная, она многими была прочтена, и, так как очернённую Елену Петровну на родине совсем не зна­ли и защититься из могилы она не могла, пущенная клевета обо­шла беспрепятственно всю Россию, и одни — из его книги, а дру­гие — понаслышке от читавших ту же книгу стали утверждать, что Е.П. Блаватская — уличённая обманщица и учения её, идущие из такого мутного источника, не могут быть чистыми. Но самое опас­ное в этой дурной книге то, что она опирается на «документы». Благодаря этому даже разборчивые люди, возмущённые тоном кни­ги, всё же подпадают под её влияние. Ценность главного докумен­та, «Отчёта Общества Психических Исследований», мы разберём позднее, а теперь необходимо сказать несколько слов о приёмах Всеволода Соловьёва. Чтобы напасть с оскорблениями на женщи­ну, которая — по его же словам — относилась к нему с материн­ской лаской, он дождался её смерти и, по странному недосмотру, издал свою статью в России и на русском языке, тогда как, по его же словам, похвальной целью этой книги было — охранить довер­чивых людей от губительного влияния Е.П. Блаватской. Поэтому нужно думать, что книга его назначалась не для русских, которые совсем не знали Е.П. Блаватскую и не могли даже пользоваться её сочинениями и по условиям тогдашней цензуры, и потому, что они были написаны на английском языке, — а для тех, которые или уже подпали, или могли легко подпасть под её губительное влияние, т.е. для англичан. Но этого мало: надеясь, что его русская книга не дойдёт до англичан, он сослался в ней на двух живых свиде­телей, г-жу Купер-Окли и г-на Гебхарда, хорошо знавших Елену Петровну; но он ошибся в расчёте, и они утверждают, что он ссы­лался на них ложно. Ввиду этого нужно с большой осторожно­стью относиться и к главному «документу» его книги, т.е. к пись­мам Е.П. Блаватской, большая часть которых приведена без всякой даты. Что стоило, при таком бесцеремонном отношении к исти­не, сделать лёгкие изменения, которые могли совершенно изменить смысл письма? Во всяком случае, всех, читавших книгу Соловьё­ва, убедительно прошу во имя справедливости к русской женщине, горячо любившей свою родину, и к теософам всего мира, которым дорого её имя, прочесть ответ В.П. Желиховской «Е.П. Блаватская и современный жрец Истины» и книгу А. Безант «Е.П. Блаватская и Учителя Мудрости» (H.P. Blavatsky and the Masters of Wisdom). Последняя книга — подробное, подкреплённое многочисленными живыми свидетелями расследование на месте, т.е. в Адьяре, наде­лавшего когда-то много шума следствия г-на Ходжсона, напечатан­ного в отчёте Лондонского Общества Психических Исследований.

Когда мне пришлось впервые познакомиться с Теософи­ей, а затем и с главным трудом Е.П. Блаватской «Тайная Док­трина» (The Secret Doctrine), меня сразу поразило полное несо­ответствие между развернувшейся передо мной большой величиной и тем до странности неподходящим представлени­ем, которое упорно сохраняется в русском обществе как относи­тельно самого теософического движения, так и относительно его создательницы. Это вызвало во мне решимость как можно осно­вательнее познакомиться с её жизнью и трудами и выяснить, на­сколько возможно, истинный образ той, которая сумела вызвать к себе все оттенки человеческих чувств, от обожания до ненависти, от глубокого почитания до презрительной насмешки включитель­но. С тех пор прошло несколько лет, и мне не только удалось по­знакомиться приблизительно со всем, что было написано о ней, но и лично узнать наиболее значительных из её учеников, как А. Безант, Джордж Мид, г-жа Купер-Окли, Бертрам Китлей, Гюб­бе-Шлейден и др. Одновременно с этим я продолжала изучать её сочинения и многочисленные комментарии к её «Тайной Доктри­не», из которых образовалась обширная литература на трёх евро­пейских языках. И чем больше я знакомилась со всеми материала­ми, тем яснее становилось для меня, что для истинной биографии Е.П. Блаватской, которая передала бы её верный образ, время ещё не пришло. Её необыкновенная психическая организация, прояв­лявшая такие силы, которые у огромного большинства людей на­ходятся ещё в скрытом состоянии, настолько опередила тип со­временного интеллигентного человека, что разгадать её вполне и безошибочно определить её свойства будет в состоянии лишь пси­хология будущего. История говорит, что и прежде появлялись вре­мя от времени люди, одарённые неведомыми для остальных людей силами, как Калиостро, Яков Бёме, Сведенборг и др., но разница между ними и г-жой Блаватской огромная: те жили в иные време­на, когда общение между людьми было медленное и трудно про­веряемое, а критический анализ находился ещё в зачатке, и до нас могли дойти только смутные легенды об их чудесных силах. Елена Петровна появляется на сцене жизни в такое время, когда умствен­ное общение обегает земной шар с необычайной быстротой, когда каждое сколько-нибудь выдающееся явление делается немедленно достоянием всего мира; и жила Елена Петровна — последователь­но в трёх частях света — совершенно открыто, принимала у себя всех, кто только желал её видеть, была лично известна множеству людей всех национальностей и профессий. Её знали многие учё­ные Америки, Азии и Европы. И сама она, и её жизнь, и её так на­зываемые чудеса были у всех на виду. Замолчать её или отделаться смутными легендами было уже невозможно. Но и до сих пор мало кто сознаёт, что не только принесённые ею с Востока учения, но и она сама, её личность, её необычайные психические свойства представляют для нашей эпохи явление величайшей важности. Она — не теория, а факт. И факт этот говорит слишком настоя­тельно, что наука должна широко раздвинуть свои границы, при­нять в свои пределы не только физические, но и сверхфизические явления и рядом с эволюцией формы признать и эволюцию пси­хическую и духовную или же — сложить оружие и объявить себя бессильной перед явлениями высшего порядка. С этой точки зре­ния, т.е. как явление, по внутренним своим свойствам далеко опе­редившее своё время и дающее глубоко интересные указания на будущие линии человеческого развития, Елена Петровна должна была бы представлять огромный интерес для современных психо­логов; как этот интерес проявился в действительности, мы увидим далее из отчёта Лондонского «учёного» Общества Психических Исследований; иного проявления со стороны присяжных учёных во всех собранных мною материалах мне не попадалось.

Когда сталкиваешься с воспоминаниями и отзывами знавших Елену Петровну людей, как друзей, так и врагов, или когда расспра­шиваешь живых свидетелей её жизни, больше всего поражаешься разнообразием их мнений, словно перед вами проходит не одна, а множество личностей с одним и тем же именем «Елена Петровна Блаватская». Для одних она — великое существо, открывающее ми­ру новые пути, для других — вредная разрушительница религии, для одних — увлекательная и блестящая собеседница, для других — туманная толковательница непонятной метафизики; то — великое сердце, полное безграничной жалости ко всему страдающему, то — душа, не знающая пощады, то — ясновидящая, проникающая до дна души, то — наивно доверяющая первому встречному; одни говорят о её безграничном терпении, другие о её необузданной вспыльчи­вости и т.д. до бесконечности. И нет тех ярких признаков челове­ческой души, которые бы не соединялись с именем этой необыкно­венной женщины.

Никто не знал её всю, со всеми её свойствами. Одиноче­ство её доходило до того, что даже самые близкие, дорогие лю­ди относились с недоумением и даже с недоверием к её свой­ствам. Трагизм этого одиночества бросается в глаза, когда читаешь биографический очерк, написанный её горячо любимой сестрой: рядом с добрым чувством, сколько в нём недоумения, а порой смущения, сколько вынужденного доверия только потому, что она видела «неопровержимые доказательства»... и какое удив­ление прорывается у этой любящей сестры, когда она встречается с очень высокой оценкой её личности... как ей хочется извиниться и сказать: «Ну, это уж слишком!»

И это вполне естественно. Свойства её выходили из обычного уровня настолько, что были слишком чужды для огромного боль­шинства. Кто-то сказал про неё, что «она поднималась на высо­ты, где способны парить одни орлы человечества, и кто не в силах был подняться вместе с ней, тот видел лишь пыль её подошв». Да­же ближайший её сотрудник и помощник, полковник Олькотт, при­знаётся в своём дневнике, что, несмотря на многие годы совмест­ной жизни, он до конца не мог ответить на часто задаваемый себе вопрос: кто была Елена Петровна? До того не поддавалась ника­ким установленным определениям её многогранная натура, до то­го необычайны были многие её свойства и проявления. Но в не­которых определениях сходятся все, знавшие её: все утверждают, что она обладала необычайной душевной силой, подчинявшей се­бе всё окружающее, что она была способна на невероятный труд и сверхчеловеческое терпение, когда дело шло о служении идее, об исполнении воли Учителя; и также единодушно сходятся все на том, что она обладала поразительной, не знавшей границ, искрен­ностью. Искренность эта сказывается в каждом проявлении её пла­менной души, никогда не останавливавшейся перед тем, что о ней подумают, как отнесутся к её словам и поступкам, она сказывается в необдуманных выражениях её писем, она сквозит в каждой по­дробности её бурной, многострадальной жизни. Искренность её и доверчивость доходили до размеров, совершенно необычайных для души, собравшей такое небывалое в истории разнообразие жиз­ненного опыта: начиная с впечатлений светской русской девушки времён крепостного права и затем — совершенно сказочных пере­живаний в Индии и Тибете в роли ученицы восточных мудрецов до не менее необычайного положения духовного учителя и про­возвестника древней Мудрости среди высококультурных англичан в самом трезвом из европейских центров — Лондоне. Одна из черт Елены Петровны, которая для близких людей представляла необыкновенную привлекательность, но в то же время могла силь­но повредить ей, был её меткий, блестящий юмор, большей частью добродушный, но иногда и задевавший мелкие самолюбия.

Знавшие её в более молодые годы вспоминают с восторгом её неистощимо весёлый, задорный, сверкающий остроумием раз­говор. Она любила пошутить, подразнить, вызвать переполох. Её племянница, Надежда Владимировна Желиховская, сообщает: «У тёти была удивительная черта: ради шутки и красного слов­ца она могла насочинять на себя что угодно. Мы иногда хохотали до истерики при её разговорах с репортёрами и интервьюерами в Лондоне. Мама её останавливала: "Зачем ты всё это сочиня­ешь?" — "А ну их, ведь все они голь перекатная, пусть заработа­ют детишкам на молочишко!" — А иногда и знакомым своим тео­софам в весёлые минуты рассказывала, просто для смеха, разные небывальщины. Тогда мы смеялись, — но с людской тупостью, ко­торая шуток не понимает, из этого произошло много путаницы и "неприятностей". Не только "неприятностей", но весьма возмож­но, что из тех, которые не понимают шуток, бывали и задетые её шутками, и те переходили в лагерь её врагов».

Врагов её можно разделить на две категории: на врагов её учения и на личных недоброжелателей. Из числа первых самы­ми ярыми были миссионеры, жившие в Индии, влияние которых подрывалось её стремлением объединить в общем эзотеризме все древнеарийские верования и доказать происхождение всех ре­лигий из единого божественного источника. Наряду с миссионе­рами, врагами её были и правоверные спириты, учения которых она подрывала и в многочисленных статьях, и в устных беседах, никогда не стесняясь — по своему обыкновению — в выражени­ях. Её личными врагами была и та часть английского общества в Индии, которую она уже по свойству своей свободолюбивой, ненавидевшей этикет натуры должна была шокировать и которые не могли ей простить, что она предпочитала им общение с пре­зренными в их глазах индусами; кроме того, её врагами являлись и все те, которые подходили к ней с корыстными целями и, неудов­летворённые в своём желании получить от неё оккультные знания, благодаря которым она проявляла свои «чудеса», — уходили от неё с затаённой враждой. Результатом всей этой вражды и явился нашумевший так сильно процесс Куломба — Паттерсона — Ходж­сона. Но о нём речь впереди, а теперь я приведу вкратце те биогра­фические данные, которые мне удалось проверить благодаря лю­безному содействию её ближайших родственников.

Всю жизнь её можно разделить на три ясно разграниченных периода. Детство и юность со дня рождения в 1831 году и до за­мужества в 1848 году составляют первый период; второй — та­инственные годы, по поводу которых не имеется почти никаких определённых данных, длившийся, с четырёхлетним переры­вом, когда она приезжала к своим родственникам в Россию, более 20 лет, начиная с 1848 года по 1872 год, и третий период с 1872 го­да до смерти, проведённый в Америке, Индии, а последние шесть лет в Европе, среди многочисленных свидетелей, близко знавших Елену Петровну. Относительно этого последнего периода суще­ствует много биографических очерков и статей, написанных близ­ко знавшими её людьми.

Автор(ы)
Писарева Елена
ISBN
5-86091-060-6
Издательство
ИЦ РОССАЗИЯ (Новосибирск)
Год
2015
Переплет
мягкий
Страниц
60
Формат
145 х 200 мм (60х84/16)
Вес книги/изделия (в граммах):
80